вернуться на главную
НОВАЦИИ ЧЕТВЕРТОЙ ЧАСТИ ГК РФ КАК СРЕДСТВО
ОГРАНИЧЕНИЯ СВОБОДЫ ОБМЕНА ИНФОРМАЦИЕЙ
Статья канд. экон. наук С.А.Середы посвящена тем аспектам четвертой части ГК, которые непосредственно влияют на отношения, связанные с информацией как таковой (то есть сведениями), которая не является и не может являться объектом интеллектуальной собственности.
Теоретически совершенствование законодательства должно вести к гармонизации системы правоотношений, дальнейшему приближению к идеальному равенству прав всех их участников, установлению баланса интересов личности и общества и т.п. К сожалению, и в законодательстве между теорией и практикой есть весьма существенные различия. И приближающийся ввод в действие четвертой части ГК – лишнее тому доказательство.
Что касается регулирования гражданского оборота результатов интеллектуальной деятельности и приравненных к ним средств индивидуализации, то их анализу в контексте нового Кодекса посвящены отдельные исследования. В целом же «перекраивание» устоявшегося законодательства приведет лишь к снижению предсказуемости регулируемых отношений, так как вызовет ломку устоявшейся практики как на уровне делового оборота, так и на уровне судебных разбирательств.
К сожалению, следует признать, что обновленное гражданское законодательство однозначно переместилось в сторону ограничения свободы поиска и обмена информацией. Это, вообще говоря, не стало большой новостью, так как тенденции «расползания» интеллектуальной собственности на объекты, не являющиеся результатами творческой или интеллектуальной деятельности (в том смысле, в каком определяются объекты авторского права и промышленной собственности) существует давно*.
* Середа С.А. Инвестиции и творчество. Что защищает исключительные права?/Текст доклада на «круглом столе» «Знание, собственность и право», состоявшемся в редакции «Свободная мысль-XXI» 23 сентября 2005 г. http://consumer.nm.ru/cprt_rev.htm
Объясняется эта тенденция просто. С развитием информационно-коммуникационных технологий, с одной стороны, появились новые возможности, связанные с изобретением и оказанием самых разных информационных услуг. С другой стороны, глобальная доступность информации при ее попадании в Интернет увеличила риски, связанные с предоставлением тех информационных услуг, которые существовали еще до появления Интернета и захвата мира этой сетью. Кроме того, некоторые бесплатные сервисы, появившиеся в глобальной сети, в силу их высокой популярности зачастую вызывают интерес у коммерческих структур в плане их «приватизации». В результате указанные причины приводят к последовательно повторяющимся попыткам законодательно ограничить свободу информации, обеспечив тем самым возможности для получения денег за то, что раньше было доступно бесплатно. Несмотря на бесперспективность подобных попыток, заинтересованные коммерческие структуры лоббируют изменения законодательства, которые бы искусственно создали возможность, позволяющую занять монопольное положение на рынке тех или иных информационных услуг.
Инструменты создания такой монополии всем хорошо известны. Это авторское и патентное право. Однако эти механизмы для описанных выше целей обладают одним существенным неудобством. Все знают, что ни авторское, ни патентное право не охраняют как таковую информацию, на что явно указывает соответствующее законодательство. С этим связана традиция восприятия этих правовых систем и оценки баланса между монополистическими ограничениями и общественной пользой. Соответственно, просто взять и изменить принципы авторского или/и патентного права представляется проблематичным.
Выходом из сложившейся неудобной для лоббистов ситуации стал подход, основанный на введении «особенного» права (sui generis), которое по сути является авторским, только называется иначе и не обременено ограничениями, связанными с «нераспространением» на информацию. «Пробным камнем» указанного подхода стало введение права на содержание «нетворческих» баз данных (Database Right), произошедшее в Евросоюзе в 1996 г. (Директива 96/9/EC Европейского парламента и Совета от 11 марта 1996 г. о правовой охране баз данных). Право sui generis на базы данных охраняется в течение 15 лет (с возможностью многократного продления) и включает исключительный контроль создателя базы над извлечением и повторным использованием ее содержимого. Директива предусматривает ограничение прав, связанных с использованием содержимого базы в личных целях (но не для электронных баз данных), использованием в образовательных целях, в интересах общественной безопасности и проведения следственных действий*.
* Доклад Королевского общества Соединенного Королевства «Сохранение науки открытой: влияния в сфере интеллектуальной собственности на поведение науки»/Перевод А.Н.Козырева. http://www.labrate.ru/doc/document-221_rus.pdf
Интересен тот факт, что начало «приватизации» свободной информации было положено именно в Евросоюзе, где совсем недавно правозащитники «встали стеной» против патентов на «изобретения, предполагающие использование вычислительной техники» (Computer-Implemented Inventions). Однако введение исключительного права на информацию в базах данных никаких протестов почему-то не вызвало. Можно, конечно, предположить, что за почти десятилетний период между принятием Директивы 96/9/EC (Database Right) и отклонением проекта Директивы 2002/0047 (Patentability of Computer-Implemented Inventions) резко усилились позиции европейских правозащитных организаций. Но и на сегодняшний день ни о каких европейских инициативах, направленных на отмену права на содержание «нетворческих» баз данных, автору неизвестно.
В то же время в США, на родине крупнейших мировых монополий (как, правда, и самого строгого антимонопольного законодательства), такое право не введено до сих пор, хотя с 1996 г. лоббистами было предпринято уже шесть попыток провести соответствующий закон*. При этом, как отмечают эксперты, европейские компании ничем не отличаются от американских, которые точно так же инвестируют средства в свой бизнес**. В то же время многие американские компании до сих пор занимают лидирующие позиции на рынке информационных услуг, и ситуация не претерпела кардинальных изменений в пользу их европейских конкурентов, защищенных «особенным» правом. Это говорит о том, что никакой общественной необходимости во введении такого права нет. Несомненно, заинтересованность в нем ряда компаний существует, но изменять из-за этого законодательную систему – значит ставить их интересы выше общественных, что недопустимо в правовом государстве.
* По данным Electronic Frontier Foundation (EFF): Database Investment and Intellectual Property Act, H.R. 3531, 104th Cong. 2d. (1996); Collections of Information Antipiracy Act, H.R. 2652, S.2291, 105th Cong. 2d. (1998); Collections of Information Antipiracy Act, H.R. 354, 106th Cong. (1999); Consumer and Investor Access to Information Act, H.R. 1858, 106th Cong., (1999); Database and Collections of Information Misappropriation Act, H.R. 3261, 108th Cong., (2003), pending before Congress, Consumer Access to Information Act, H.R. 3872, 108th Cong. 2d (2004), currently pending before Congress.
** Forrester I.S. Competition and Intellectual Property Law and Policy in the Knowledge-Based Economy: Comparative Law Topics. http://www. ftc.gov/opp/intellect/020522forrester.pdf
Однако, несмотря на все вышесказанное, российский законодатель в четвертой части ГК следует именно европейскому опыту и вводит в отечественное законодательство искусственное «право изготовителя базы данных». Какими бы ни были оговорки в ст. 1334 (а их и так очень мало), факт остается фактом: эта новация ГК направлена на ограничение свободы обмена информацией. В данном случае фактографическая информация расценивается как объект интеллектуальной собственности, а ее использование ограничивается даже после извлечения из базы данных. Причем право на эту информацию никак не ограничено во времени (срок правовой охраны базы данных автоматически продлевается на 15 лет при каждом ее обновлении).
Это совершенно неприемлемо для информации как таковой, которая по своей сути несовместима с предъявляемыми на нее «правами». Если авторское произведение всегда уникально (что и позволяет его однозначно идентифицировать), то информация принципиально не обладает индивидуальностью: сведения объективно отражают события, факты и явления. Установить же, чья это информация по смыслу сведений, невозможно. Соответственно определить, извлечена информация из базы данных или нет, мягко говоря, затруднительно.
Общий ущерб для общества от введения «права изготовителя базы данных» можно подразделить на два вида.
Ущерб, наносимый обществу в целом, в силу ограничения на свободу обмена информацией, которое неизбежно скажется на научных исследованиях и научно-техническом прогрессе, а также на публичных сервисах Интернета и на доступе к культурному достоянию. Самый наглядный пример – база данных с формулами изобретений. Г.С.Альтшуллер, проанализировав 40 тыс. формул изобретений, создал теорию решения изобретательских задач (ТРИЗ). После вступления в силу четвертой части ГК РФ законность и вообще реализуемость подобных действий становится спорной. Анализ формул изобретений небесполезен и сейчас, а превращение подобных исследований в незаконные нанесет несомненный ущерб как теоретической, так и прикладной науке. Менее масштабный, но не менее вредный эффект заключается в том, что новое «право» фактически превращает каждый крупный сайт Интернета в охраняемый объект, автоматически ограничивая возможность доступа к информации на нем и ее использованию.
Ущерб, наносимый рынку информационных услуг, заключается в резком ограничении конкуренции (и фактическом переносе споров в суды) и создании сложно преодолимого барьера для входа новых игроков на рынок. По сути бизнес по предоставлению доступа к базам данных основан не только и не столько на ценности содержащейся в них информации, а на ее постоянной актуализации, что подтверждается, например, существованием бесплатных онлайновых версий баз данных законодательных актов. Именно оперативное обновление данных в базе (и, возможно, ряд дополнительных услуг) является важнейшим конкурентным преимуществом поставщика баз данных. В результате же введения «права изготовителя базы данных» стимул к обновлению данных исчезает: поставщик может спокойно не обновлять базу данных и требовать за нее плату, подавая в суд на всякого, кто попытается эти данные актуализировать. Аналогично и новых участников рынка теперь заставят заново проделать уже выполненную (и, что главное, оплаченную) работу по оцифровке и компиляции данных. А публичные сервисы, построенные по системе Wiki (как Wikipedia), вообще подвергнутся опасности закрытия по искам новоявленных «правообладателей».
Второй новацией Кодекса, на которую хотелось бы обратить внимание, является «право публикатора на произведение науки, литературы или искусства». Это «изобретение» отечественного законодателя можно назвать «добивающим ударом» по общественному достоянию. Мало того, что сегодня в общественном достоянии находятся только авторские произведения начала прошлого века, опубликованные до 1954 г., авторы которых умерли до 1954 г. (http://ru.wikipedia.org/wiki/Общественное_достояние), а сегодняшние авторские произведения перейдут (может быть) в общественное достояние только в следующем веке, обновленный ГК позволит отнять у общества даже это. Теперь после публикации произведения, перешедшего в общественное достояние, публикатор фактически получает на него авторское право со всеми вытекающими последствиями. Таким образом, про свободное воспроизведение и распространение таких «переопубликованных» произведений, в частности, в Интернете, можно забыть.
При поверхностном прочтении ст. 1337 может создаться впечатление, что новое право действует только на не обнародованные ранее произведения. Но кроме «произведения науки, литературы или искусства, ранее не обнародованного и перешедшего в общественное достояние» здесь же упоминается и произведение, «находящееся в общественном достоянии в силу того, что оно не охранялось авторским правом». Если учесть, что в российском законодательстве авторское право появилось в XIX в., а самостоятельный закон – только в 1911 г. (http://www.gpntb.ru/win/ntb/ntb98/9/f9_18.html), «право публикатора на произведение науки, литературы или искусства» не распространяется в лучшем случае только на произведения, обнародованные с 1828 по 1954 г., а в худшем – с 1911 по 1954 г. Кроме того, остаются еще произведения, авторское право на которые принадлежало государственному учреждению при СССР. В результате оказывается, что введенное в четвертую часть ГК новое «право» является эффективным средством приватизации общественного достояния.
Таким образом, как минимум две новации ГК, вступающие в силу с 1 января 2008 г., однозначно направлены на ограничение свободы обмена информацией и доступа к культурному достоянию. По нашему мнению, анализу негативных последствий этих новаций было уделено необоснованно мало внимания. Следовало бы исправить это упущение до того, как они вступят в силу, рассмотреть указанные правовые нормы и приложить усилия к их отмене.